Пред. тема • След. тема
Делимся опытом прочтения произведений русских и зарубежных классиков, обсуждаем интересные публикации периодической печати и книжные новинки. Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 4
Bubo » 24 май 2012, 11:48
С вашего позволения, уважаемые форумчане, буду публиковать в этой теме небольшие рассказы отца Александра Дьяченко. Желающие могут почитать его биографию в Инете, она достаточно интересна. Я же ограничюсь перепостами его произведений. "Гонорар" (оригинал здесь) Рано – рано утром, не помню, было уже шесть или даже раньше, звонит телефон. Вообще-то для меня это обычное время подъёма, но то утро было моим законным отсыпным. Как правило, отсыпной или выходной это такой день, в расписании которого все дела переносятся на время после обеда. Только телефон всё равно не отключаю, мало ли что. - Батюшка, это я, Семёнов Николай, вы меня помните?
[ Свернуть ]
Семёнов Николай, Николаев Семён. Спросонья в шесть утра все имена звучат одинаково. - Я из Питера, теперь вспоминаете? Ага, в сознании начинает проявляться город Петра, а вместе с ним и Семёнов Николай. Мой бывший коллега железнодорожник. Тогда он исполнял обязанности замначальника одного крупного железнодорожного депо, а я так и не поднялся выше составителя поездов. Правда, познакомились мы уже после того, как я стал священником. Именно через Питер мы металлический трос добывали, когда ремонтируя колокольню, поднимали строительную люльку на высоту почти сорока метров. - Да, Николай, конечно узнал. Что-то случилось? - Отец Александр, простите, что так рано. Всю ночь не могу уснуть, еле утра дождался. У меня к вам очень большая просьба. Помолитесь за моего начальника, его Иваном зовут. Сегодня утром к нам из Москвы по его душу выезжает министерская комиссия. Снимут, как пить дать, снимут. А он нормальный мужик, выбился из простых работяг. Конечно, в работе всякое случается, коллектив-то большой, но Иван руководитель настоящий. Болеет за производство, только разве сегодня у нас это ценится? Теперь поставят какого-нибудь бездельника со связями, которому на всё и на всех наплевать. Кстати, батюшка, помните тот трос, что мы вам привозили? Это Иван распорядился, как узнал, что для церкви, слова против не сказал. Железная дорога, сложнейший отлаженный механизм, в котором и человек превращается в винтик, маленький или большой, в зависимости от занимаемой должности. Наверно, это не очень хорошо. С другой стороны, когда выезжая на место аварий, видишь стальные рельсы, вдруг связавшиеся узлом, понимаешь, что там, где жизнь и безопасность множества людей зависят всего от нескольких миллиметров, такое отношение может быть и оправдано. - Ладно, обязательно помолимся. Давайте так, вы там, я – здесь, и положимся на волю Божию. В тот же день, где-то ближе к обеду, включаю новости и слышу, что в вагоне ресторане одного из пассажирских поездов, следующего своим маршрутом очень далеко от Петербурга, произошёл взрыв газового баллона, в результате чего погиб сотрудник этого же ресторана. Ну, вот, подумал я, подтверждение моим мыслям. Кто-то чего-то не досмотрел, не придал значения, проявил халатность, а в результате погибает человек. Вечером снова звонок из Питера: - Это я, Семёнов Николай. Батюшка, Александр, спасибо вам огромное! Мне мои московские друзья позвонили и рассказали, что комиссия утром уже было направилась на вокзал, чтобы ехать к нам, и вдруг взрывается вагон ресторан на N – ской железной дороге. Плановую проверку отменили, а членов комиссии немедленно отправили на осмотр места трагедии. Так что, инспекция в наши края не состоялась, и Иван остаётся работать дальше. Батюшка, это всё благодаря вашим святым молитвам! Спасибо вам! Если ёщё что-нибудь понадобится, обращайтесь. Чем сможем – поможем. Конечно, радостно что Небо слышит твои молитвы и помогает кому-то подняться с одра болезни, а кому-то остаться работать в прежней должности. Вот и Ивану помогли, только какой ценой! Это что же получается, по моей молитве взрывается газовый баллон и погибает человек? Не батюшка, а прямо таки, террорист какой-то. Нет, - успокаивал я самого себя, - а почему ты думаешь, что именно из-за твоей молитвы случилась эта беда? Ты что, великий молитвенник, чудотворец? Не много ли, батюшка, на себя берёшь? И потом, допустит ли Господь, чтобы кто-то погиб ради карьеры, даже очень достойного человека? Нет ответа. В своё время, читая ветхозаветную «Книгу Иова», я никак не мог понять, почему Бог, испытывая праведника, попустил смерть его детей и многочисленных слуг. Кто-то скажет – это ещё ветхозаветное время. А как же чудо вызволения из уз апостола Петра? Ангел чудесным образом выводит первоапостола из темницы, а стороживших его воинов за это приговаривают к смерти. Значит ли это, что в замыслах Божиих земная человеческая жизнь не является абсолютной ценностью? Но в сегодняшней системе координат жизнь безусловная ценность, даже для христиан. Я часто вспоминаю историю одной страдающей женщины. Её обманул и бросил беременной самый близкий любимый человек. Известие о предательстве вызвало преждевременные схватки и долгожданное дитя погибло. И в тот самый момент, когда её срочно укладывали на хирургический стол, а она, как побитая собачонка, скулила по своему не родившемуся ребёнку, на другом конце земли тот самый человек попадает в тяжелую автомобильную аварию. И наверняка тогда кто-то точно так же задавался вопросом: «за что»? Возможно, где-то в этой плоскости лежит объяснение случающимся с нами бедам и несчастьям. Может, и с тем человеком, что погиб в вагоне ресторане, произошло что-то похожее, и такая кончина дана ему во искупления грехов? Только все эти доводы не могли меня успокоить, я вновь и вновь возвращался к случившейся трагедии. Возможно, говорил я себе, этот баллон так и так бы взорвался. В этой самой поездке бы и взорвался, может не в тот конкретный день, а на следующий. Всё равно бы туда пришлось вылетать комиссии, только Ивана бы уже успели снять. А так, небольшая корректировка по времени, и хороший человек продолжает работать. До сих пор эта тема для меня не закрыта, и до сих пор я чувствую вину за то, что произошло тогда в вагоне ресторане. Да и сам Николай не даёт мне о ней забыть. Спустя год он снова позвонил: - Батюшка! Я всё думал, как же мне вас отблагодарить за друга моего Ивана. А на днях попал в Михайло - Клопский мужской монастырь, и от вашего имени приобрёл именной кирпич. За тысячу рублей, кирпичик! Так что, имейте в виду, в его стенах вмурован кирпич с вашим именем! Вам и свидетельство выдали, за номером 2461. Что ж, кирпич – это замечательно. Вещь нужная, в хозяйстве пригодится. В нашей жизни много необъяснимого. Вот, на такой светлый праздник, День Победы, в далёкой от нас Индонезии разбивается новый надёжный самолёт, управляемый одним из лучший лётчиков нашей гражданской авиации. Какой-нибудь старый трудяга чартер, следующий до Египта, будет лететь и нормально долетит, туда и обратно долетит, а уникальный Супреджет разбился. Есть у меня друг москвич, предприниматель. Вернее, уже бывший москвич, и бывший предприниматель, теперь он монах. Вспоминаю как мы с ним познакомились. Сидим у нас в семинарии на педсовете, а в это время отец ректор отчитывает нерадивого студента. Ругал его, ругал, и так увлёкся, что перешёл на крик. Монах сидит возле меня и всё время молчит, а когда ректор закричал, сказал мне как соседу: - Нельзя кричать на подчинённого. Теперь, по логике, он обязан ударить студента. - Это зачем же?! - Крик как нож, без нужды не доставай. А достал, значит бей. Иначе перестанут бояться, да и уважать тоже. После педсовета я спросил отца иеромонаха откуда у него такие установки. - Ты что, бать, бывший военный психолог? - Нет, просто нас так учили, я бывший офицер спецназа ГРУ. Узнав, что я из Беларуси, батюшка обрадовался: - А я частенько у вас бываю. Мой духовник подвизается в скиту недалеко от города Мир. Кстати, очень красивые места. Можешь заехать, а я батюшке позвоню, предупрежу о тебе. Как же, Мир, на самом деле, место удивительное, с древним замком Радзивилов и усыпальницей князей Святополк – Мирских. Я там был несколько раз. Но, в тот год, проезжая по трассе Брест – Минск – Москва, впервые не нашёл поворота в сторону Мира. После разговора с отцом монахом мы с матушкой поспешили домой. Всю дорогу мне хотелось пить, и в тоже время не хотелось где-то останавливаться. Думал, вот доедем до дому, там и напьюсь. Сейчас думаю, эх, надо было остановиться, или хотя бы чуточку притормозить. Потому, что в одном месте, уже недалеко от дома, на подъёме в горочку, от колеса идущего навстречу огромного трейлера отломался кусок металла, весом этак не меньше килограмма, и словно брошенный из пращи, полетел мне прямо в лобовое стекло. На какую-то секунду удалось сбросить скорость и кусок, направленный прямо в голову сидящей рядом со мной матушки, попадает в отбойник капота, пробивает радиатор кондиционера и застревает в нём. Спустя неделю рассказываю отцу иеромонаху о случившемся, тот разводит руками: - Ну что же это я, а, на самом деле!? Надо было тебя обязательно предупредить. Со всеми, кого я отправляю к отцу Серафиму случается что-то наподобие. Но если бы он даже меня и предупредил, что бы от этого принципиально изменилось? Мой кусок металла догнал бы меня, как бы я от него не прятался. Не утром, так вечером, ни сегодня, так завтра. В этом мире нет места случайности. Тем более, если в дело вмешиваются высшие силы. Ещё в самом начале девяностых читал у Нилуса историю жизни удивительного оптинского подвижника игумена Феодосия. Тот, будучи ребёнком, по-моему, лет шести, решил поиздеваться над бесом. Мальчик вслух, намеренно громко заявил, что хочет повеситься. Пошёл в сарай и привязал под потолком верёвку. Подставил что-то под ноги и набросил петлю на шею. Ещё секунда и младенчик задёргается в конвульсиях, и вдруг в последний момент он срывает с себя верёвку и кричит в пустоту: - Что, обрадовался?! Думал, что я уже твой? Не дождёшься. Странное развлечение для ребёнка, хотя, может в начале века девятнадцатого такие шутки были в порядке вещей. Не знаю. Зато, как вспоминал впоследствии уже игумен Феодосий, из внезапно образовавшегося на ясном небе облачка метнулась молния и угодила точно в один из домов, что стоял в противоположной стороне деревни, и убила женщину. Что это, случайность? Только очень уж на месть смахивает. Так полагал и отец Феодосий. Или вот ещё. Моя хорошая знакомая по имени Елена попадает в автомобильную аварию. Причём в тот момент она совершала паломничество по святым местам. Во время столкновения с вылетевшей им навстречу машиной женщина сильно ударилась виском. Спустя несколько месяцев после аварии у неё начались головные боли, и Елена вынуждена была обратиться к врачам. Провели МРТ и обнаружили динамично развивающуюся опухоль головного мозга. Женщине уже было трудно ходить, да и не только ходить, стоять на одном месте ей тоже было нелегко. В таком состоянии они с мужем приехали в наш храм. Совершенно подавленные обрушившейся бедой, они пытались бодриться, шутить, но и невооружённым глазом было видно, что творится на душе у людей. - Одни врачи настоятельно рекомендуют ложиться на операцию. Другие категорически против, мол, вмешательство в организм только ускорит конец. Но просто сидеть и ждать хуже всего. Что делать? Как им помочь? Я же не врач, да даже и будь бы врачом, всё равно как? Вон, профессора противоречат друг другу. А с другой стороны, они же не ко мне, они к Богу пришли, на Него надеются. - Друзья мои, завтра отправляется крестный ход в Боголюбово. Я участвую, присоединяйтесь. Муж смотрит на меня с недоумением: - Крестный ход?! Так это же идти надо. Ногами идти, а ей – то как? - Давайте попробуем. Крестный ход, это не просто поход, в первую очередь это молитва. Сколько пройдёт, столько и пройдёт. А ты сзади нас будешь ехать на машине. Отстанет, подберёшь. Мои друзья подумали и решились. На следующий день, больной человек под палящим солнцем прошёл половину пути, и остальное время продолжал ехать за нами в автомобиле. А уже на завтра мы условились, что Елена приедет к нам в храм, и я её буду соборовать. Утром еду на велосипеде в церковь. Навстречу попадается автомобиль. Водитель, увидев меня, остановился: - Батюшка, нам нужна ваша помощь. Вчера поздно вечером умерла наша родственница, и мы бы хотели её отпеть. - Хорошо, как звали усопшую? - Елена. - А возраст? - Сорок семь лет. Вскоре прибыли мои друзья. И мы стали молиться. После вчерашнего крестного хода больная казалась очень уставшей. Сперва она стояла, опираясь рукой о стену, но потом вынуждена была присесть. Уже после последнего седьмого помазания, я вдруг подумал: «Сегодня я соборую Елену, а завтра мне предстоит отпевать, и тоже Елену, сорока семи лет. Та долго болела, но умерла вчера вечером, уже после крестного хода». - Леночка, сколько тебе лет? - Сорок семь, а что? - Нет, ничего. Знаешь, сейчас я почему-то уверен, что теперь ты обязательно поправишься. С того дня прошёл уже год, Елена обошлась без операции и чувствует себя всё лучше. Что это? Просто совпадение? Не могу сказать. Я вообще не решаюсь делать какие-то умозаключения, особенно там, где человеческий разум должен молчать. Но мы, обычные смертные, во всём предпочитаем ясность. Нам нравится, когда всё понятно. Однажды заглянул я к знакомому предпринимателю. Мы восстанавливали храм и остро нуждались в помощи. Сижу в приёмной и обращаю внимание на женщину. Видно, как она волнуется, теребя в руках какие-то бумажки. - Вы так волнуетесь. Что-то случилось? Может, помощь нужна? Та взглянула в мою сторону, увидела священника и вздохнула: - Увы, батюшка, это не ваш профиль. Мы ждём комиссию из Москвы. Предупредили, что основное внимание обратят на знание рабочими вопросов техники безопасности. А я, как вы догадываетесь, инженер по этой самой технике безопасности. В прошлый раз по результатам проверки меня строго предупредили, а сейчас отправят на пенсию. Тем более, что через месяц мне исполнится пятьдесят пять. Я невесело усмехнулся: - Ошибаетесь, матушка, комиссии, это как раз по моей части. Не нужно отчаиваться, молитесь, я уверен, у вас всё будет в порядке. На следующий день мы служили в храме, я вспоминал ту женщину и желал ей удачи. Конечно, откуда мне было знать чем закончилась та инспекторская проверка, ушли её на пенсию, или ей повезло остаться. Новые люди, новые проблемы. И вдруг в храм приходит она, и не одна, а вместе мужем. В её руках внушительный букет из красных роз. Я сразу узнал её и, конечно же, спросил, хотя, наверное, можно было бы и не спрашивать: - Как ваши дела? Как комиссия? Чем всё кончилось? - Батюшка, вы не поверите, но после нашего с вами разговора, буквально в последний момент головное предприятие перепрофилировало комиссию и всё, что касалось техники безопасности, не стали рассматривать вообще. Я продолжаю спокойно работать и верю, что это благодаря вашей молитве. Сегодня мой день рождения, муж и дети сделали мне подарок, вот эти прекрасные пятьдесят пять роз. И мне хочется сказать вам спасибо, и ещё чтобы эти цветы стояли здесь, в храме. Ещё бы вчера я непременно, точно меняла в обменном пункте, прикинул бы, а сколько на эти деньги вместо роз можно было бы купить цементу или досок. Ну что цветы, постоят неделю и увянут, а кирпичи не вянут никогда. Но совсем недавно, уже став счастливым обладателем велосипеда, мы с матушкой собрались в магазин за цветами, украшать плащаницу Пресвятой Богородице. И потом ехали с ней вдвоём на одном велосипеде. Я крутил педали, вздыхая о потраченных деньгах, а матушка бочком пристроившись на багажнике, держала в руках огромный букет из девяноста белых роз. Люди шли нам навстречу, узнавали, и, приветственно махали руками. А завидев розы, сразу начинали улыбаться. Кто-то от радости хлопал в ладоши, другие останавливались и просто смотрели нам вслед. После этого случая я многое понял и потому перестал сравнивать розы с рубероидом и железным уголком, потому взяв цветы, с удовольствием вдохнул в себя их запах. - Спасибо, только это не мне. И обернувшись в сторону находящегося у нас под самым потолком огромного образа возносящегося в небо Христа, поднял вверх букет: - Тебе, Господи!
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
- За это сообщение пользователю Bubo "Спасибо" сказали: Пламень
Bubo » 25 май 2012, 10:57
Мишка и маришка. С Мишкой мы познакомились ещё в начале 90-х. Я приезжал к родственникам в Москву и встретился с ним у них на квартире. Крепкого телосложения, с большими добрыми глазами на лице, украшенном рыжей курчавой бородой. Он мне сразу понравился, и я даже ощутил с ним некое сродство, а причину понял после. Оказывается, мы с ним родились в одном и том же роддоме, в Лефортово, в Синичках, что рядом с храмом Петра и Павла. Только Мишка появился на свет на 12 лет раньше меня.
[ Свернуть ]
Их дом находился тоже где-то в тех же местах, недалеко от храма. Представляете, ещё недавно стоял частный деревенский дом, а сейчас это уже почти центр Москвы. Правда, до наших дней дошли только фотографии этого дома. Очень трогательные, с маленьким Мишкой на руках у бабушки, и такие же, только с мамой и папой. Потом дом снесли, а их семья получила просторную трёхкомнатную квартиру в доме сталинской постройки. Мишка вырос, а родители состарились и умерли, и он стал жить один.
После школы ушёл служить в армию. Сохранились Мишкины фотографии в форме сержанта ВДВ. После службы он выучился на кинооператора, а потом целых 25 лет отработал на студии «Центрнаучфильм». Фильмы про всякие необычные физические явления, сюжеты из неизвестной истории российской глубинки, фильмы о животных и ещё о множестве всякой всячины были отсняты Мишкиной камерой.
Он колесил по стране, а потом, вернувшись в московскую студию, просматривал сотни метров отснятой им плёнки для того, чтобы умудриться вместить всё самое интересное в каких-нибудь 15-20 минут, которые и должен был продолжаться фильм. Потом эти короткометражки в кинотеатрах ставили в качестве заставок перед показом основной ленты. Мы с мальчишками из моего детства смотрели эти фильмики с удовольствием. Думал ли я тогда, что когда-нибудь стану дружить с одним из тех, кто их снимал?
В одной из своих поездок по Кубани Мишка встретил свою Маришу и, не долго думая, увёз её в Москву. Любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Мариша была на много лет младше мужа, и ещё не успела получить профессию, зато умела хорошо рисовать. Она стала помогать Мишке оформлять заставки в его фильмах, много рисовала их общих друзей. А друзей у них действительно было много. С детьми им, правда, не повезло, но они всё равно были счастливы.
Мишка, ещё служа в десанте, пристрастился к прыжкам с парашютом. Придя на гражданку, продолжал прыгать во время учёбы в институте, а потом и работы кинооператором. Более того, Мишка приспособился крепить кинокамеру у себя на шлеме. Прыгая с парашютом, он одновременно включал и камеру. Кому же не хочется посмотреть на себя, парящего в воздухе, с широко расставленными руками и ногами, кричащего что-то тем, кто остался внизу — и не испытывает, и никогда не испытает счастья свободного полёта.
Откуда только Мишка не прыгал, кого только не снимал. И спортивные прыжки с самолета, и прыжки с высоченных башен, и даже горных вершин. Я никогда не интересовался самой технологией прыжков, но послушать увлечённого человека всегда интересно. Однажды Мишка рассказал, как пришлось ему прыгать с одним человеком необычной судьбы. Этот человек, не помню уже при каких обстоятельствах, повредил позвоночник и был обречён на неподвижный образ жизни. Но вопреки судьбе и благодаря необычайному мужеству, он сумел доказать всем, и прежде всего самому себе, что способен не только вернуться к прежней нормальной жизни, но даже больше, решиться на подвиг.
Ещё лёжа на больничной койке, Павел — так звали того человека — дал себе слово, что придёт время, и он обязательно прыгнет с парашютом, а потом ещё и опустится в морские глубины. Действительно, вместе с экипажем легендарного капитана Кусто он опускался на дно Средиземного моря, а потом, в одной сцепке вместе с Мишкой, выпрыгнул из самолёта с высоты 1700 метров. После прыжка они сфотографировались на аэродроме во всей этой парашютной сбруе на фоне изумительно высокого неба. Эту фотографию он мне показывал и говорил про напарника: «Это Павел Думнов, поразительного мужества человек».
Когда все в связи с перестройкой бросились в малое предпринимательство, бросились и Мишка с Маришей. А куда было деваться, работу на студии они всё равно потеряли. Не знаю, что уж там «предпринимал» мой знакомый, но почему-то через некоторое время он оказался в подвале у чеченцев. И уже чеченские «предприниматели» убеждали Мишку в том, как ему повезло, что у него есть возможность подарить им его родительскую квартиру в доме сталинской постройки. Он, правда, немного поупорствовал, но его упорство закончилось тем, что кроме потери квартиры ещё и Мариша заболела.
Оказавшись без крыши над головой, Мариша попала в Кащенко, а Мишку с его парашютным барахлом и семейными фотографиями приютили наши московские родственники. Вот у них на квартире мы с ним и познакомились.
Мишка и Мариша прожили в чужом доме целых десять лет. Мишка понимал, что нужно что-то делать, ведь не будешь же всю оставшуюся жизнь обитать в приймаках, но похоже, что так и не смог ничего придумать. Он периодически устраивался куда-то что-то сторожить, но сторожил недолго. Его постоянно что-нибудь не устраивало на очередной работе, и уже через несколько месяцев он сторожил где-то в другом месте. А Маришка любила цветы и все годы их неустроенной жизни торговала ими в подземных переходах.
Однажды я узнал, что Мишка работает сторожем в одном из старинных московских храмов и таким образом приобщается к вере. Он вообще много говорил со мной о вере. Ему даже хотелось уехать в какой-нибудь монастырь. Ведь, в конце концов, это было бы и решением его жилищной проблемы. Но Мариша, что с ней было делать? Теперь ей нужно было периодически ложиться в больницу, принимать дорогостоящие лекарства, ей нужны были свой участковый психиатр и Москва.
Когда я приезжал к ним в гости, Мишка немедленно бежал за водкой, и вместе с Маришей они накидывали на стол нехитрый ужин. В привычке священников основную часть пищи принимать вечером, это уж такая специфика нашего образа жизни. Помню, как мой собеседник один раз удивился:
- Бать, как же ты много ешь.
На что мне, с сожалением, хотелось ответить:
- Мишка, как же ты много пьёшь.
Наши разговоры могли продолжаться до утра, потом я шёл на нужную мне секцию Рождественских или ещё каких-нибудь чтений, а Мишка ложился спать.
Не найдя себя в сторожах, мой друг стал осваивать компьютер. И уже через некоторое время, действительно, прилично им овладел. Он наловчился делать маленькие фильмы, и с помощью специальных программ мог представить любого из своих друзей парашютистов в каких угодно героических видах. А среди них были люди финансово состоятельные, и они за эти дурашливые фильмы подкидывали Мишке на жизнь. В разговорах со мной он рисовал в своём воображении разные планы решения своих проблем, а я звал его к себе:
- Мишка, приезжай, я вам отдам второй этаж нашего дома, питаться будете в трапезной, живите хоть годами, я тебе ещё и зарплату, как сторожу, буду платить.
Он шумно вздыхал и молчал, и лишь однажды спросил:
- А разве смогу я пользоваться интернетом у вас в деревне? Даже если и смогу, то представь, какой будет его скорость? Да и Марише Москва нужна. Сам понимаешь.
Как-то он заявился к нам в гости, естественно, днём. Просиживая ночи напролёт в интернете, человек превратился в ночного жителя, поэтому приехав, сразу же завалился спать. Ночь он, как медведь-шатун, бродил у меня по кухне. А утром, когда я стал его звать на литургию, шумно вздохнув, ответил: - Батюшка, ты не обижайся, но я домой поеду, очень уж мне без компьютера неуютно.
Ещё один раз мне удалось вытащить Мишку в наши палестины. Я предложил ему съездить в село Годеново, Ярославской епархии, к знаменитому Ростовскому кресту. Это одна из величайших православных святынь, сохраняющаяся в нашем народе с начала 15 века. Всё время, пока я вёз моего гостя, его мучила головная боль, не прошла она и в храме у Креста.
Вернувшись из поездки, я сразу же отвёз Мишку на электричку и отправил в Москву. В то время его уже мучили продолжительные головные боли. Но самою большою болью была для него Мариша. Он постоянно мучился вопросом:
- Случись что со мной, как она останется одна?
Все мои усилия привести его в храм не увенчались успехом, хотя в своей жизни он встретился с настоящим чудом. Оно случилось с Мишкой во время его 1001 прыжка. У него долго не раскрывался парашют, и вдруг чудом раскрылся почти перед самой землёй. Ему удалось погасить скорость падения, и хотя он сломал ногу, но остался жив. После неудачного прыжка Мишка торжественно поклялся, что больше не прыгает, но таким одержимым людям верить нельзя. И спустя какое-то время он напрыгал ещё с полтысячи прыжков. А сразу после того несчастного случая, по выходе из больницы он позвонил мне и говорит:
- Срочно приезжай, что-то покажу. Тебе это будет интересно.
Дома он усадил меня перед монитором и рассказывает:
- Когда я прыгнул, то по привычке сразу же включил камеру. После падения запись долго не просматривал, не до того было, а тут интересно стало, думаю, дай-ка гляну, что там записалось.
Он нажал нужную кнопку и пошла запись. Сперва я услышал отчаянный мат и увидел, как с бешеной скоростью неумолимо приближается земля, и вдруг: «Встанем пред Царицею Небесною…». Это Мишка запел песню иеромонаха Романа. Он сам не помнил, как и почему запел, но парашют немедленно раскрылся. Вместо удара о землю, пускай и не плавное, но приземление.
Прошло около года, как мы ездили с Мишкой в Годеново, а я никак не мог выбраться в столицу, да, наверно, уже и не хотел выбираться. Шумный город на нас, провинциалов, действует отрицательно, мы теряемся в этих каменных джунглях, а от цен в московских кафешках у нас теряется аппетит, да и не понятно толком, чья это сегодня столица, каких народов? А потом, я у себя лягу спать, и у меня за окном соловей будет петь всю ночь, а в Москве, будь то у родственников или у друзей, всю ночь буду слушать пение тормозов и рёв моторов.
Декабрь. Вечер. Звонит Мариша:
- Саша, Мишка умер уже как два месяца, а я вот только нашла у него твой телефон. Может, приедешь, хочу тут тебе кое-что показать.
Мишку похоронили на Немецком Введенском кладбище, у них там родовое место. Чеченцы смогли отобрать у него отцовскую квартиру, но не отцовскую могилу. Это, наверно, единственная собственность, какая у него оставалась. Он умер поздней осенью. Уже выпал первый снег, и Мариша почему-то взяла и поставила над его могилкой «грибок», какие ставили раньше в Москве над торговками пива и мороженого. По бокам обложила «грибок» венками, и у неё получился домик. Когда уже вовсю стал падать снег, она приходила на кладбище и проползала в этот домик через специально проделанный ею лаз. На могилке возле креста стоял Мишкин портрет. Мариша зажигала свечу и разговаривала с мужем:
- Мишка, ты посмотри, как здорово, теперь у нас с тобой есть свой домик, и нас отсюда уже никто не выгонит. Только мне здесь холодно без тебя, одной очень холодно. Забери меня, Мишка.
Когда я приехал к Марише, она немедленно повела меня к столику с компьютером:
- Ты только посмотри, что Мишка придумал. Когда он был жив, я не совалась в его дела, а сейчас полезла, и смотри, что нашла.
Оказалось, что Мишка, понимая, что Мариша станет после него самостоятельно осваивать компьютер, на что уйдет у неё не один год, поразбросал по разным папкам и программам свои фотографии, а под ними сделал подписи. Вместо себя живого он оставила ей себя виртуального, но чей голос можно услышать.
Она заходит в какую–нибудь папку, а там Мишка, улыбка в 32 зуба и подпись: «Привет, Маришка, это я, и вовсе я от тебя никуда не уходил, ты же видишь, как я тебе улыбаюсь», или: «Это я с бабушкой», «А это — с мамой». «Передай привет отцу Александру, пусть он не забывает молиться о нас». «Мне хорошо, Маришка, и ты по мне не тоскуй, я ведь тебя люблю, и продолжаю любить, а для любви нет преград. Помнишь, мы читали с тобой у апостола Павла: «Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 01 июн 2012, 13:25
ДежавюОднажды звонит мне знакомый столичный батюшка. – Отченька, мне конина нужна, я, помню, ты как-то обмолвился, что у вас там кто-то коней держит, может и мясо есть? – Странные у тебя, бать, запросы, ты что, татар в гости ждёшь? – При чём здесь татары? Если хочешь знать, мне на самом деле вовсе и не конина нужна, а «слонятина». Только где ж её взять?
[ Свернуть ]
С жиру бесятся столичные батюшки. Мне бы их проблемы. У нас вон, на большом куполе ураган семь листов железа сорвал. Надо бы заделать, да кто полезет? Альпинистов нанимать? Те хорошо лазают, да работают плохо. А ему «слонятину» подавай. Но из вежливости всё-таки уточнил:
- Так я не понял, бать, тебе конина нужна или «слонятина»?
– Нужен слоновий хобот, — обречённо произнёс мой приятель. Но если не хобот, то на крайний случай хотя бы килограммов пять конины или ещё какой-нибудь экзотической дичи.
Стал я наводить справки. Оказалось, что конеферму у нас в округе давно ликвидировали, а лошадок свезли на мясокомбинат. Так я батюшке ничем и не помог. Зато он заронил мне своим хоботом в душу какое-то беспокойство. Знаете, бывает так, встретишь человека, лицо знакомое, где – то я его видел? А где — не помнишь, хоть убей, и вот ходишь и мучаешься, вспоминаешь-вспоминаешь.
Или фразу тоже услышишь, и вот откуда она, может, из какого-то фильма, а может, просто в автобусе соседи громко разговаривали, ты и внимания не обратил, а здесь напомнили, и мучаешься. Вот было что-то такое в моей жизни, про слоновий хобот. Вот только где и когда?
В памяти сразу стали всплывать детские воспоминания. И почему-то мой приятель Серёжа Коваль. Мы учились с ним в одном классе. Не сказать, чтоб мы очень были дружны, так, друг у дружки задачки по математике передирали и почему-то постоянно дрались. Но дрались беззлобно, больше играли. Подерёмся – помиримся. Но однажды, перед самым их отъездом в ГДР, а мы были дети военных, я побил Серёжку — и побил очень сильно, а прощения попросить не успел. Утром в школу пришёл, а Серёжи уже нет.
А ещё через несколько месяцев после его отъезда мне пришло письмо из Германии. В нём открытка с индейцем, «на память», и всё, больше ни одного слова. Не знаю, как сейчас, но тогда для нас, мальчишек советского времени, такая открытка была настоящим сокровищем. Я смастерил для неё аккуратненькую обложечку из промокашки, вложил в дневник и года три с ней не расставался.
Потом меня захватил вихрь воспоминаний, который притормозил аж в самом конце 70-х, я тогда стал студентом сельхозинститута. Попал туда совершенно случайно. Хотел стать офицером-подводником, а папа узнал, и меня зарубили на медкомиссии.
Я решил не сдаваться, год переждать, где-нибудь поучиться, побыть в молодёжной среде. И поступил в сельхоз с мыслью, что следующим летом вновь попробую туда же, в военно-морское. К моему удивлению, прикладная биология так меня захватила, что через год я не стал забирать документы и остался учиться дальше, о чём, в общем-то, потом никогда не жалел.
Так вот, во время учёбы, курсе где-то на втором, в нашем зоопарке сдох слон. Не каждый день в зоопарках слоны помирают, и далеко не каждая кафедра анатомии может похвастать скелетом этого гигантского животного. Поэтому наше тогдашнее институтское руководство, воспользовавшись случаем, договорилось с дирекцией зоопарка, и те доставили тушу слона к нам в старый корпус.
Для того чтобы кости отделить от мышц и прочих сухожилий, их предварительно нужно отварить. Не знаю, какого размера кастрюлю удалось раздобыть нашему декану, но вскоре в подвале старого учебного корпуса работа по варке слона закипела в самом прямом смысле этого слова. Поскольку слон — не овечка, и даже не корова, то и варить его пришлось где-то недели две.
Заходишь в институт и погружаешься в запах перманентно кипящего мясного бульона, или, как говорят армяне, «хаша». Запахи холодца проникали во все уголки самых удалённых учебных аудиторий. Даже с улицы, ещё только подходя к самому корпусу и принюхавшись, уже можно было наслаждаться ароматами мясной похлёбки. Хоть кусок хлеба с собой носи. Про себя не говорю, я дома жил и не знал, что такое чай «белая роза», а вот моим друзьям из общаги тяжело было переносить этот дурманящий запах сытости.
В те самые дни между студентами стал распространяться слушок, будто предприимчивые работники буфета потихоньку добавляют «слонятину» в наши шницели и котлеты. Поэтому я, прежде чем начать трапезу, долго принюхивался к тому, что ел, и ел только в том случае, когда мясные изделия отдавали привычным запахом хлеба. Шуток по этому поводу было хоть отбавляй. Больше всего народ интересовало, а какая часть слоновьей туши самая нежная и вкусная? Тогда кто-то сказал, и так весомо, словно он только и делал, что питался слонами, будто самая вкусная часть у элефанта — это, бесспорно, хобот.
Учился с нами на курсе один студент, от всех от нас он отличался феноменальными способностями. Сегодня бы его записали в «дети индиго», а тогда таких слов никто и не знал. Звали его Вова Гаркуша. Он имел необыкновенную память и помнил всё, о чём рассказывали на занятиях. Без всякого напряжения считал в уме большие цифры и сходу выдавал ответы на любые задачи по физике.
Только по жизни наш сокурсник был, как это иногда говорят, немного странный. Он не умел шутить, а если и пытался, то выходила какая-нибудь глупость. Походка его напоминала скорее движения робота, а не человека, и одежду он носил несуразную. На лекциях по физике и математике Володя откровенно спал. На других предметах он ничего не записывал, но в течение отведённого времени обычно ковырялся в носу.
Но самая главная, на общий взгляд, Володина странность заключалась в том, что он не имел предела насыщения. Кушал, методично уничтожая содержимое тарелок, и съедал всё, что предложат. Ребята на спор ставили перед ним ещё тарелку с едой, он и с ней расправлялся, потом – с третьей. И всё так же молча, размеренно, не ускоряя и не замедляя темпа.
После того, как зашёл разговор про слоновий хобот, кто-то из наших в шутку предположил:
- Интересно, а Вова смог бы слона смолотить в одиночку?
Посмеялись и забыли, а ночью сплю и вижу себя в нашем буфете. И ещё Володю, перед которым на огромном блюде лежит громадный слон, почему-то ножками вверх. И вот на моих глазах Гаркуша, медленно и неумолимо, словно удав, заглатывает его в себя.
Приснится же такая чушь. Конечно, сон – ерунда, но все оставшиеся годы учёбы, когда я пересекался с Володей, у меня пред глазами появлялась навязчивая картинка, в которой мой товарищ расправляется со слоном.
Буквально через пару недель мы с тем батюшкой, что спрашивал меня про конину, встретились на одном из семинаров в Москве. Разумеется, я подошёл к нему и поинтересовался, чем закончились его поиски?
– И ты туда же, издеваешься, — покачал головой батюшка, — а мне вот досталось. Хотя, конечно, я сам во всём и виноват. Просто у меня слишком длинный язык, а это грех, и на своей шкуре я понял, как опасно грешить, и к чему приводит, вроде как, невинная ложь.
Дело было так. Заехал я к одному знакомому предпринимателю, а у него как раз гости.
– Давай-давай, — радуются, — садись с нами за стол. Отказываться не стал, но вина не пил, всегда в таких случаях спасает: «простите, я за рулём». Зато мой сосед, который немедленно стал со мною знакомиться, был уже, что говорится, в состоянии выпивши.
Такой хороший парень, Димой зовут. Оказалось, что Дима — заядлый охотник. Причём, предпочитает охотиться не столько на наших зайцев и уток, сколько на больших африканских животных.
– Батюшка, вы не были в Африке?! Нет, на самом деле, не разыгрываете? Значит, вы не видели Килиманджаро. Вы не видели это буйство саванны, эти бесконечные стада буйволов и антилоп. Батюшка, человек, который не видел Килиманджаро, уверяю вас, не видел в этой жизни ничего.
Я слушал его байки, раскрыв рот от удивления, а бывалый охотник, видя мой интерес, ещё и похвастал:
- Через месяц я снова собираюсь лететь в Кению, охотиться на слонов.
– На слонов? — изумился мой приятель. — Как же вы такие туши домой повезёте? Никакой холодильник столько мяса не заморозит.
– Батюшка, — укоризненно протянул Дима, — ну кто же будет везти домой тушу слона, мы же здесь, слава Богу, не голодаем. А вот хобот вполне можно заморозить и привезти в Москву, угостить знакомых. И ещё, — заговорщицки подмигнул охотник, — нет выше наслаждения, чем потом рассказывать охотничьи байки.
- Батюшка, а что вы скажете, если я приглашу вас вместе со мной в Африку поохотиться на слонов?
Такого поворота событий мой товарищ не ожидал.
- Летим мы частным самолётом, никаких расходов вам нести не придётся. Соглашайтесь, мой друг, поверьте, не часто делаются такие предложения.
- И я согласился. Мы с ним договорились о дальнейшем плане действий и обменялись телефонами. Впереди у меня был целый месяц на подготовку. Конечно, я не собирался стрелять по слонам, но увидеть Африку — заветная мечта моего детства. Кто из нас в своё время не увлекался книжками Даррелла? И вот, такая возможность — мечту претворить в реальность.
Пошёл в библиотеку, набрал кучу литературы. Вскоре об Африке, Кении и слонах я мог говорить часами. Встречаясь со знакомыми, делиться своей радостью:
- В Африку летим, на слонов охотиться. Привезу хобот, обязательно угощу.
Время шло, но Дима не звонил. Истёк отведённый на подготовку месяц, начался другой. Наконец я не выдержал и сам набрал его телефон:
- О, батюшка, радостно приветствовали меня в трубке. Как ваше драгоценное здоровье? Что, в Африку когда? Да мы уже летали, отлично поохотились, спасибо. Слушайте, всё-таки, какая красавица Килиманджаро! Вы когда-нибудь видели Килиманджаро?
И я положил трубку.
Зато знакомые всё активнее интересовались моей поездкой в Африку, а я вместо того, чтобы сказать, что про меня просто забыли, подумал: «Да я про эту Африку знаю больше, чем природные африканцы, вон сколько книжек про неё прочитал». И говорю, да, летал, охотились. На все вопросы старался отвечать подробно, и даже уже сам начал верить, что в Африке побывал.
Но хобот! Все требовали угостить их слоновьим хоботом. Вот тогда я и подумал, что соберу своих знакомых у нас в трапезной и угощу их каким-нибудь оригинальным блюдом из мяса. Стал бегать искать что-нибудь за исключением свинины и говядины, но ничего не нашёл. Пришлось-таки говядину готовить.
За столом мои гости пришли к единому выводу, что «слонятина» по вкусу очень смахивает на говядину. А раз так, то и нечего нам там делать, в этой самой Африке, говядинки мы и дома поедим.
Да, как порой неожиданно события дня сегодняшнего напоминают о том, что было пережито когда-то в юности, а может даже и в далёком-далёком детстве. Вот, мы во время поездки в Черногорию вместе с матушкой и нашим проводником Милорадом побывали в Ловчене — практически это их самая высокая гора. Прежде в горах я никогда не был, и не испытывал того состояния, что испытал тогда. Как необычно, когда облака не над, а под тобою.
Милорад, добрая душа, решил сделать нам подарок и чуть ли не силой заставил меня нарядиться в черногорский национальный костюм и в нём сфотографироваться.
– Лужков фотографировался, а ты упираешься, — ловко накручивая на меня пояс, укорял фотограф.
В дополнение к костюму мне за этот самый пояс сунули два старинных пистолета, а в руку вложили старинную саблю. Фотограф велел мне вынуть саблю из ножен, и быстро защёлкал затвором. Я стоял на фоне гор, размахивая саблей, а другой рукой в это же время потрясал пистолетом. Видимо со стороны всё это смотрелось очень смешно. Потому Милорад не выдержал:
- Батюшка, сделай лицо, ты воюешь, а не танцуешь!
Поскольку все кадры с фотоаппарата тут же перекидывались на диск, то я и позволил себе те «героические» снимки, надеясь, что они навечно останутся погребенными в глубинах памяти моего компьютера. Но оказалось, что именно эти кадры больше всего понравились Милораду и он, пока мы ходили любоваться красотами, распечатал нам целую стопку фоток в размер печатного листа.
Забавно было смотреть на себя в таких ярких одеждах, да ещё со старинным оружием в руках, но когда мы вернулись домой, матушка резонно поинтересовалась:
- Друг мой, а что ты будешь делать со всеми этими «героическими» изображениями, в трапезной по стенам развесишь?
– Матушка, не создавай проблему, я раздарю эти фотки духовным чадам. Дарят же отцы близким людям свои портреты.
-Ты, наверное, шутишь? Батюшки дарят свои фотографии в облачении и с крестом, а ты на этих басмач басмачом, а вот здесь вообще похож на пирата. Короче, можешь девать их куда хочешь, но предупреждаю, квартиру захламлять я тебе не позволю.
В расстроенных чувствах понёс я свои фотки в храм, а за обедом в трапезной взял, да и показал их народу. Посмотрели, поохали на изумительные виды, пошутили над воинствующим батюшкой. А после обеда подходит ко мне одна наша прихожанка и просит:
- Батюшка, ты бы дал мне такую свою фотографию с саблей, я её Пашке, внуку своему, подарю. Я и отдал. При следующей встрече бабушка мне сообщает:
- Батюшка, как же Пашка обрадовался, он и так тебя уважал, а уж после этой фотографии зауважал ещё больше. Над кроватью у себя повесил и сказал, что хочет быть похожим на нашего батюшку.
Вот тебе, матушка, и ненужный хлам! Через пару дней мои героические фотки разлетелись, словно горячие пирожки. И сейчас заявок столько, что хоть снова печатай. А что, может, мы ими пацанов в воскресной школе за хорошую учёбу премировать станем?
Думаю, почему мальчишкам так нравится играть в солдатики? Почему они любят всевозможные открытки с героями и индейцами? Наверно, потому, что мальчишкам на роду написано быть воинами, защитниками. В детстве они мечтают о подвигах, в то время как девочки готовятся в будущем стать жёнами и матерями. И если мы лишаем мальчика возможности пройти через службу в армии, то, вполне возможно, что лишаем его и чего-то для него же самого главного и даже жизнеопределяющего.
Размышляя, я вспомнил ту открытку с индейцем, что в далёком детстве прислал мне из Германии мой приятель Серёга Коваль. И всё вспомнилось: как сильно и не по-детски избил я друга, и о том, что после мы с ним так не успели помириться. А потом, после совершённого мною злого дела, в ответ он прислал мне индейца.
Тогда, в детстве, я особо над этим не задумывался, а сейчас понимаю, что его добрый поступок, словно пресловутый 25-й кадр, многие месяцы, пока я не вырос и не передарил кому-то эту открытку, крутился у меня перед глазами и учил прощать и просить прощения.
Серёга, прошло уже столько лет, и сейчас ты наверняка тоже такой же седой, как и я. Может, ты уже забыл меня, забыл и про ту открытку, а вот я помню. Спасибо тебе, мой старый-старый друг, и пожалуйста, прости меня.
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 15 июн 2012, 13:58
Лучшая песня о любви.Какая, в сущности, смешная вышла жизнь, Хотя, что может быть красивее, Чем сидеть на облачке и, свесив ножки вниз, Друг друга называть по имени. Илья Калинников «Лучшая песня о любви», группа «Високосный год» По соседству с нашим храмом уже лет шестьдесят стоит небольшой поселок, состоящий из нескольких дощатых бараков по две или четыре квартиры. Во время войны там располагалась воинская часть, потом военные ушли, а их землянки и бараки остались. В них поселились люди, потерявшие свои жилища. Когда селились, думали, временно, но оказалось — навсегда. Так возник поселок Снегиревка, по фамилии командира стоявшей там прежде части. У этих людей рождались дети, а потом и внуки, и жили они своим маленьким мирком в своем маленьком поселке. Мало кто из них вышел в значительные люди, но и те, уезжая, начинали стесняться прошлого и почти не привозили своих детей и друзей в бараки своего детства. В одном из таких домиков жила молодая красивая женщина по имени Алена.
[ Свернуть ]
В жилах ее текла кровь южных славян. Как это нередко случается с симпатичными девчонками, не все у нее ладилось в личной жизни. К тому времени ей уже перевалило за тридцать, а изменений к лучшему все не предвиделось.
Алена была женщиной доброй, способной отозваться на чужую беду и прийти на помощь. Однажды летом, уже за полночь, лихой мотоциклист из соседнего городка на большой скорости решил промчаться по Снегиревке, но, не справившись с управлением, вылетел из седла и сильно разбился. Придя в сознание, он еще долго ползал грязный, в крови, с перебитым позвоночником от одного барака к другому, но никто на его крики и плач не отозвался. Только Алена, находясь дома одна, не побоялась так поздно отворить дверь незнакомому человеку, ответить на его мольбу. Не открой она тогда, мотоциклист вряд ли бы выжил, а сейчас у него уже свои дети подрастают…
И вдруг — любовь. Страстная и взаимная.
Она пришла совершенно неожиданно. Свалилась как снег на голову. Такая любовь, о которой любая женщина может только мечтать. В соседнем городе открылось иностранное предприятие. Тогда у нас это было еще в новинку.
К нам приехали немцы. Они привезли с собой старенькое оборудование начала шестидесятых, смонтировали его и заставили варить шоколад. Одним из тех, кто этим занимался, был швейцарец Питер. Потом на фабрику стали набирать местные кадры, взяли и Алену. И, как в сказках говорится, они встретились, чтобы уже больше никогда не расставаться.
Через какое-то время молодые люди стали жить вместе, и Питер переехал в барак к Алене. Он научился ладить со своей будущей тещей, перезнакомился со всеми снегиревцами. Как они находили общий язык? Непонятно. Ведь Питер не знал русского. С Аленкой они изъяснялись на странной смеси из нескольких языков, сопровождая ее выразительными жестами.
Пришло время окончательно определяться в дальнейшей жизни, и они решили пожениться. Для того чтобы венчаться [4]по православному обряду, Питер принял православие.
Крестившись, швейцарец стал русским, и, более того, он стал снегиревцем. После окончания командировки Питер должен был возвращаться в Европу, но Алена не захотела уезжать, и ее муж остался в нашем городе. Так, вместе, они прожили около года. Через какое-то время Питер уехал за границу по делам фирмы. Жена стала его ждать. И вдруг тревожная весть: перед Новым годом Аленка пропала. Ее искали везде, но только через неделю мать нашла ее в морге в одном из городов соседней области. Оказалось — несчастный случай. Никому ничего не сказав, она уехала за подарками. Дорожки были скользкими, Алена поскользнулась и упала на спину, ударившись головой о бордюр. Смерть наступила мгновенно.
До Питера не дозвонились. Как оказалось, никто толком не знал ни его швейцарского адреса, ни срока командировки. Алену похоронили без него. Питер спешил на Рождество к любимой жене, а приехал к ее могиле. Не буду описывать его тоски, я все равно не смогу этого сделать. Он приходил в храм, молился, как мог. Все время, свободное от работы, Питер пропадал на кладбище.
Долго так продолжаться не могло. Видя, как человек страдает, близкие Алены стали уговаривать его уехать из России. Питер понимал, что они правы, и стал готовиться к отъезду. Он получил новое назначение и паковал чемоданы. Был уже куплен авиабилет. Буквально накануне отъезда Питер вдруг не пришел ночевать.
Утром снегиревцы вышли прочесывать заснеженные окрестности и первым делом пошли на Аленкину могилку. Там его и нашли…
С детства помню иллюстрации к сказке Аксакова «Аленький цветочек». На одной из них было изображено чудище лохматое, сердце которого не выдержало тоски по купеческой дочке. Мне всегда было жалко смотреть на него, лежащего бездыханно и обнимающего огромными лапами ненаглядный цветочек. Вот точно так же лежал и Питер на могиле своей жены.
Его руки обнимали дорогой его сердцу бугорок ледяной земли, а самого его уже почти занесло снегом. Как потом установили, сердце не выдержало разлуки и остановилось.
Отпевали Питера в доме, где они жили вместе с его Аленкой. Наши русские женщины плакали по нему точно так же, как плачут по своим близким людям. Стояли и родственники Питера, прилетевшие из Швейцарии, но на их лицах за все время молитвы (а я украдкой наблюдал за ними) не дрогнул ни один мускул.
Когда потом, по окончании отпевания, я через переводчика выразил соболезнования его матери, та только кивнула в ответ, ничего мне не сказав. Хотя кто знает, что творилось в это время в ее материнском сердце? Может быть, швейцарцы, в отличие от нас, просто умеют хорошо скрывать свои чувства?
Тело Питера не стали увозить на родину, он так и остался навечно в нашей земле и в нашей памяти. Сейчас на их могиле стоит камень с православным крестом — один на двоих. Бывая в тех местах по делам службы, я частенько захожу к ним и здороваюсь, словно с живыми.
До сих пор у меня перед глазами стоит тот день, когда мы прощались с Питером, плачущие по немцу русские женщины и лежащий на журнальном столике, уже никому не нужный билет на самолет с завтрашней датой вылета…
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 25 июн 2012, 10:38
В память о начале Великой отечественной войны 1941-1945. Всепобеждающая сила любвиПомню — я был еще мальчиком лет десяти, — рядом с нами на одной лестничной площадке жила семья. Все семьи были военные, и поэтому соседи менялись достаточно часто. У тех соседей в квартире жила бабушка. Сейчас понимаю, что ей было немногим больше шестидесяти, а тогда думал, что ей все сто. Бабушка была тихой и неразговорчивой, не любила старушечьи посиделки и предпочитала одиночество. И была у нее одна странность. Перед подъездом стояли две отличные лавочки, но бабушка выносила маленькую табуреточку и садилась на нее лицом к подъезду, словно высматривала кого-то, боясь пропустить. Дети — народ любопытный, и меня такое поведение старушки заинтриговало. Однажды я не выдержал и спросил ее:
[ Свернуть ]
— Бабушка, а почему ты сидишь лицом к двери, ты кого-то ждешь?
И она мне ответила:
— Нет, мальчик. Если бы я была в силах, то просто уходила бы в другое место. А так мне приходится оставаться здесь. Но у меня нет сил смотреть на эти трубы.
В нашем дворе стояла котельная с двумя высоченными кирпичными трубами. Конечно, лезть на них было страшновато, и даже из старших пацанов никто не рисковал. Но при чем тут бабушка и эти трубы? Тогда я не рискнул ее спрашивать, а через какое-то время, выйдя гулять, снова увидел сидящую в одиночестве мою соседку. Она словно ждала меня. Я понял, что бабушка хочет что-то мне рассказать, сел рядом с ней, и она, погладив меня по головке, сказала:
— Я не всегда была старой и немощной, я жила в белорусской деревне, у меня была семья, очень хороший муж. Но пришли немцы, муж, как и другие мужчины, ушел в партизаны, он был их командиром. Мы, женщины, поддерживали своих мужчин, чем могли. Об этом стало известно немцам. Они приехали в деревню рано утром. Выгнали всех из домов и, как скотину, погнали на станцию в соседний городок. Там нас уже ждали вагоны. Людей набивали в теплушки так, что мы могли только стоять. Ехали с остановками двое суток, ни воды, ни пищи нам не давали. Когда нас наконец выгрузили из вагонов, то некоторые были уже не в состоянии двигаться. Тогда охрана стала сбрасывать их на землю и добивать прикладами карабинов. А потом нам показали направление к воротам и сказали: «Бегите». Как только мы пробежали половину расстояния, спустили собак. До ворот добежали самые сильные. Тогда собак отогнали, всех, кто остался, построили в колонну и повели сквозь ворота, на которых по-немецки было написано: «Каждому — свое». С тех пор, мальчик, я не могу смотреть на высокие печные трубы.
Она оголила руку и показала мне наколку из ряда цифр на внутренней стороне руки, ближе к локтю. Я знал, что это татуировка, у моего папы был на груди наколот танк, потому что он танкист, но зачем колоть цифры?
— Это мой номер в Освенциме.
Помню, что еще она рассказывала о том, как их освобождали наши танкисты и как ей повезло дожить до этого дня. Про сам лагерь и о том, что в нем происходило, она не рассказывала мне ничего, наверное, жалела мою детскую голову.
Об Освенциме я узнал уже позднее. Узнал и понял, почему моя соседка не могла смотреть на трубы нашей котельной.
Мой отец во время войны тоже оказался на оккупированной территории. Досталось им от немцев, ох, как досталось. А когда наши погнали немчуру, то те, понимая, что подросшие мальчишки — завтрашние солдаты, решили их расстрелять. Собрали всех и повели в лог, а тут наш самолетик — увидел скопление людей и дал рядом очередь. Немцы на землю, а пацаны — врассыпную. Моему папе повезло, он убежал, с простреленной рукой, но убежал. Не всем тогда повезло.
В Германию мой отец входил танкистом. Их танковая бригада отличилась под Берлином на Зееловских высотах. Я видел фотографии этих ребят. Молодежь, а вся грудь в орденах, несколько человек — Герои. Многие, как и мой папа, были призваны в действующую армию с оккупированных земель, и многим было за что мстить немцам. Поэтому, может, и воевали так отчаянно храбро.
Шли по Европе, освобождали узников концлагерей и били врага, добивая беспощадно. «Мы рвались в саму Германию, мы мечтали, как размажем ее траками гусениц наших танков. У нас была особая часть, даже форма одежды была черная. Мы еще смеялись, как бы нас с эсэсовцами не спутали».
Сразу по окончании войны бригада моего отца была размещена в одном из маленьких немецких городков. Вернее, в руинах, что от него остались. Сами кое-как расположились в подвалах зданий, а вот помещения для столовой не было. И командир бригады, молодой полковник, распорядился сбивать столы из щитов и ставить временную столовую прямо на площади городка.
«И вот наш первый мирный обед. Полевые кухни, повара, все, как обычно, но солдаты сидят не на земле или на танке, а, как положено, за столами. Только начали обедать, и вдруг из всех этих руин, подвалов, щелей, как тараканы, начали выползать немецкие дети. Кто-то стоит, а кто-то уже и стоять от голода не может. Стоят и смотрят на нас, как собаки. И не знаю, как это получилось, но я своей простреленной рукой взял хлеб и сунул в карман, смотрю тихонько, а все наши ребята, не поднимая глаз друга на друга, делают то же самое».
А потом они кормили немецких детей, отдавали все, что только можно было каким-то образом утаить от обеда, сами еще вчерашние дети, которых совсем недавно, не дрогнув, насиловали, сжигали, расстреливали отцы этих немецких детей на захваченной ими нашей земле.
Командир бригады, Герой Советского Союза, по национальности еврей, родителей которого, как и всех других евреев маленького белорусского городка, каратели живыми закопали в землю, имел полное право, как моральное, так и военное, залпами отогнать немецких «выродков» от своих танкистов. Они объедали его солдат, понижали их боеспособность, многие из этих детей были еще и больны и могли распространить заразу среди личного состава.
Но полковник, вместо того чтобы стрелять, приказал увеличить норму расхода продуктов. И немецких детей по приказу еврея кормили вместе с его солдатами.
Думаешь, что это за явление такое — Русский Солдат? Откуда такое милосердие? Почему не мстили? Кажется, это выше любых сил — узнать, что всю твою родню живьем закопали, возможно, отцы этих же детей, видеть концлагеря с множеством тел замученных людей. И вместо того чтобы «оторваться» на детях и женах врага, они, напротив, спасали их, кормили, лечили.
С описываемых событий прошло несколько лет, и мой папа, окончив военное училище в пятидесятые годы, вновь проходил военную службу в Германии, но уже офицером. Как-то на улице одного города его окликнул молодой немец. Он подбежал к моему отцу, схватил его за руку и спросил:
— Вы не узнаете меня? Да, конечно, сейчас во мне трудно узнать того голодного оборванного мальчишку. Но я вас запомнил, как вы тогда кормили нас среди руин. Поверьте, мы никогда этого не забудем.
Вот так мы приобретали друзей на Западе, силой оружия и всепобеждающей силой христианской любви.
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 06 июл 2012, 09:09
Улыбка- Нет, что ни говори, а фига против колдуна — первейшая защита. Бабушка Рая — живой кладезь всевозможных присказок и примет, бытующих в нашем крае. На любой интересующий вопрос у неё находится своя история. – Вот мне ещё мамка рассказывала. В самом начале войны их всей деревней гоняли на лесозаготовки. Бабы валили деревья, рубили ветки и, впрягаясь всем скопом в импровизированную сбрую, трелевали брёвна к месту погрузки. А на станции всё тем же составом грузили лес в железнодорожные вагоны. Они их по сходням на тех же верёвках закатывали. - Однажды тянут бабы бревно вверх по салазкам, а мамка в него снизу палкой упирается. Напряглись, работают. Глядь, а мимо них колдун из соседней деревни идёт. Мамка увидала его и кричит: - Бабы, держи фиги, колдун идёт! А как тут фигу сложить, они же бревно вверх тянут. И мамке своего рычага из рук никак не выпустить. А дед этот, колдун, глядит, что бабам от него не защититься, и довольный такой стоит, улыбается. Тут верёвка, конечно же, лопнула, бревно вниз и полетело. Хорошо все успели в сторону отскочить, а то быть беде. Так вот, на бревне этом почему-то одну большую ветку проглядели, так этой веткой мамке по голове и хлестануло. Это за то, что народ успела предупредить. Ей больно, мамка плачет, а колдун, зараза, улыбается и хитро так: дескать, подловил девок-то. Эту историю про колдуна с фигой я слышал ещё лет десять назад, а сейчас вспомнил, и вот по какому поводу. Подходит ко мне одна наша прихожанка и делится:
[ Свернуть ]
- Батюшка, в детстве я жила в Петушках, и там же, в конце пятидесятых, училась в школе. Наша школа была восьмилеткой и располагалась в старинном здании из красного кирпича. Иногда по дороге на занятия мы видели священников. Их храм стоял через трассу, чуть в стороне от нас. Помню батюшек в рясах и с крестами на груди. Встречаясь с нами, они неизменно улыбались, а мы им в ответ говорили «здравствуйте».
Учителя, желая пресечь всякое общение учеников с отцами, стали нас подучать:
- А знаете ли вы, что эти бородатые дядьки в чёрных одеждах – злые колдуны? Вы же читали в сказках про бабу Ягу, и про змея Горыныча, и про колдунов? Вот это как раз они и есть. Они очень злые и ненавидят маленьких детей. Вот положит такой бородатый колдун свою руку вам на головку и всё, двойка обеспечена.
Так что, сейчас, — продолжала классная руководительница, — я научу, как от них защищаться. Поднимите вверх ваши ручки, хорошо, а теперь сложите их в кулачки. Молодцы дети. Далее большой пальчик вставляем между средним и указательным, и у нас получается кукиш. Кукиш – старинное средство защиты от чёрных колдунов.
Теперь вы уже знаете, как нужно поступать при встрече с колдунами в чёрных одеждах. Как только вы их увидите, немедленно переходите на другую сторону улицы, а ручки суёте в кармашки и складываете из пальчиков кукиш.
Так мы и делали.
Из всех священников мне особенно запомнился один, старенький уже такой, дедушка, небольшого росточка, с седой раздвоенной бородой. Увидит нас и зовёт:
- Деточки, миленькие, подойдите ко мне, я вас по головкам поглажу.
Мы тут же, ой-ё-ёй! Сейчас нас этот старичок заколдует, и мы получим двойки. Ручки в карманы, складываем фиги и пробегаем мимо. А он, как сейчас помню, всё стоит и стоит, улыбается и смотрит нам вслед, а ветер раздувает его одежды. Несколько раз так подзывал, но мы перебегали на другую сторону. Потом он уже никого не звал, а как завидит нас, так остановится и издали всех перекрестит.
На днях книжку купила про святителя Афанасия Ковровского, а там фотографии. Батюшка, я его узнала. Это он нас тогда к себе подзывал, благословить хотел, по головкам погладить, а мы с фигами в карманах бежали прочь от святого страдальца.
Книжку про него читаю, и так мне его жалко. А как подумаю, что могла бы тогда, в детстве, пожалеть его, обнять, прижаться к этому вечно гонимому человеку. Просто как к своему родному дедушке, а я… считала его колдуном.
И горько-горько плачет человек.
- Разве в детстве что понимаешь? Это нужно целую жизнь прожить, детей вырастить, внуков. И только потом, овдовев, на себе ощутить, что такое одиночество, и как тяжело доживать свой век одному.
Батюшка, я ведь что думаю. Даже если ты свят, ты всё равно только человек, и тебе тоже хочется, чтобы детская ручонка касалась твоего лица, а ты бы мог целовать эти широко открытые миру глаза маленьких ангелов.
Мы с матушкой, вырвавшись на несколько дней из нашей повседневной суеты, ехали машиной в Беларусь и рассуждали об одиночестве . Просто мы уже в таком возрасте, что имеем право о нём говорить. Мы мчались туда, где прошло моё детство, а потом и юность. В город, который дал мне множество друзей и подарил первую любовь.
Где вы сейчас, друзья мои? Постепенно и незаметно вы ушли из моей жизни, вас никого нет, как нет и той, кому я когда-то впервые сказал те несколько заветных слов.
Время проходит, оно забирает многих друзей, взамен предлагая единственного, что потом всю жизнь идёт с тобою рядом. В юности легко сходишься с людьми и так же легко их забываешь. В зрелом возрасте трудно приобретать друзей, а всякая потеря близкого человека превращается в трагедию. И чем старше становишься, тем больше вокруг потерь, и ширится круг пустоты. Наверно, это правильно, чем ты старше, тем меньше у тебя должно оставаться зацепок на этой земле.
Читал воспоминания духовных чад одного известного старца. Из всего имущества у него было всего несколько икон, одна из них досталась ещё от матери. Образы всегда были с ним, и однажды их украли. Для монаха это был страшный удар, и он впал в отчаяние. Потом молился и понял, что Небо готовит его к уходу, отбирая то немногое, к чему приросло сердце человека.
Мой духовник архимандрит Павел. Бывший лаврский монах, красавец с некогда огненно-рыжей копной волос, увязанных в косу, свисающую до самой поясницы. Служил в Переделкино с самим патриархом Пименом. Многие, с кем он подвизался в монастыре, потом вышли в архиереи, но дружбы с батюшкой не прекращали.
Время пришло, он почти ослеп, после инсульта только и мог, что передвигаться в инвалидной коляске, доживая немощным стариком свой век в женской обители. Наверно, это очень важно, чтобы в последние месяцы или даже дни человеческой жизни между нами и Христом больше никого не было. Одиночество избавляет от суеты и не мешает докричаться до Бога.
Помню, привезли меня в один деревенский дом. Захожу. Крохотная кухонька, возле печки — большая миска для собаки. На стенах — пыльные фотографии годов пятидесятых, а может ещё и раньше. Всюду такие же пыльные стопки старых газет и весёлый олимпийский мишка из керамики на деревянной этажерке. Грязные, заросшие паутиной окна. Всюду следы запустения и разрухи.
Из кухни — вход в единственную комнату. Она небольшая, чуть больше прихожей. Со стен свисают не до конца оторванные куски обоев уныло-голубого цвета.
Во многих местах обои от частого соприкосновения с человеческим телом засалились и казались совсем чёрными. Повсюду на давно не метеном полу во множестве разбросаны мелкие куриные пёрышки. Здесь же и растерзанная собакой подушка. Каким-то чудом в комнату проник солнечный лучик и высветил на грязной стенке крошечный четырёхугольник.
Прежде чем войти, молодой человек, как я позже узнал, бабушкин внук, выволок из дому огромного пса. Щенок кавказской или среднеазиатской овчарки. Большой, но глупый, вот и разорвал подушку. В комнате рядом с печкой стояла кровать с разобранной несвежей постелью, в которой лежала женщина, такая же старая, как и сам дом.
Его построил ещё её отец, перед тем как уйти на войну. Отец не вернулся, а она так и жила в нём всю свою жизнь, родила и воспитала сына. Тот вырос и уехал в столицу, а навещая мать, привозил к ней уже и собственного сына.
Когда старая женщина неудачно упала и сломала ногу, к себе в Москву сын взять её не смог. Потому на выходные они с внуком приезжали попеременно раз в неделю, а ухаживать за больной приходила соседка. Такая же старая и немощная, оттого в комнате и стоял сильный запах мочи.
Большая полная женщина непрестанно стонала и просила о помощи. Внук, уже привыкший к стонам бабушки, подошёл к столу и сбросил на пол выцветшие от долгого лежания на свету газеты.
- Располагайтесь, отец.
- Батюшка, — прошептала женщина. Большая, грузная она занимала собой всё пространство кровати.
– За что мне такие страдания? Я всегда была человеком порядочным, никогда не изменяла мужу, воспитала хорошего сына, внука помогала растить. За всю жизнь ничего чужого не взяла, старалась всем помогать. За что же Он меня так, батюшка? Ведь нет сил больше терпеть. Другие, счастливцы, вон как легко помирают, удар — и нет человека, а мне страдать.
- Ах, матушка, — я присаживаюсь к ней на край постели. — Разве Господь тебя наказывает? Вовсе нет. Ты прожила долгую счастливую жизнь. Когда ты родилась, мама любила тебя, и твоё детство прошло в свете её добрых глаз. Пришло время создавать семью, тебе встретился хороший человек, и вы прожили с ним целую жизнь.
Сама став матерью, ты училась любить собственных детей. И как всякая нормальная мать, любила их до самоотвержения. А когда у твоего сына появился его сын, ты радовалась новому, ранее неизведанному чувству любви к внуку. Твоя душа созревала, точно пшеничный колос. Почему же ты говоришь, что Бог тебя наказал? Нет, просто Он готовит тебя к встрече.
Мир так устроен, что если человек не встретился с Богом и не возлюбил Его здесь, там эта встреча тоже не состоится. Вот и даны тебе страдания, чтобы ты вспомнила и о Нём.
Видишь, священника позвала. Сейчас я тебя поисповедую и причащу. Потом уйду, а ты станешь молиться. Молись Ему как можешь, своими словами, говори с Ним, точно с отцом. А больно будет – кричи, только не умолкай. И помни, выше Его любви ничего нет.
Я огляделся вокруг и не увидел ни одной иконки. Тогда, покопавшись в саквояже, отыскал маленькое пластмассовое распятие и прикрепил его на стене точно посередине солнечного пятна.
Через пару месяцев, буквально накануне нашей поездки, родные привезли эту бабушку в храм на отпевание. Маленькое, истончившееся тело, и лицо, какое-то совершенно просветлённое. Наша староста Нина даже не сдержалась и, подойдя ко гробу, воскликнула:
- Смотрите, смотрите! Она улыбается! Дорогая моя, как же ты хорошо улыбаешься!
И я подумал, что их встреча со Христом таки состоялась.
Мы с матушкой ехали в Гродно. Давно мы не выбирались в Беларусь на автомобиле. Минуем столицу, выезжаем на федеральную трассу М 1, и даже не верится – машин всё меньше и меньше. За Смоленском они практически исчезают, границу минуешь, и вот уже их нет совсем. Первая машина нас обогнала только в районе Минска, от границы это больше двухсот километров.
С одной стороны — отличные дороги с ограничением скорости в 120 километров, никаких гаишников, а с другой — полное отсутствие мотелей и мест, где бы можно было встать на ночлег. Наконец часа в три утра нам повезло заселиться в маленький номер придорожной гостиницы, с узеньким диванчиком и одной подушкой. На матушкин вопрос, нет ли у них ещё одной подушки, человек, что заселял нас в номер, почесал за ухом и сказал:
- Подушек больше нет. Тех, кто у нас останавливается, подушки обычно не интересуют. Они снимают номер всего на пару часов и прекрасно обходятся без них.
Мы тоже обошлись, потому, что берём в дорогу свои собственные, маленькие такие диванные «думки», и здесь они нас выручили. Утром, когда мы садились в машину, матушка на полном серьёзе поинтересовалась всё у того же человека:
- Не понимаю, как ваши постояльцы успевают отдохнуть за два часа? Я, например, и через шесть в себя придти не могу.
Мужчина поначалу не понял что она такое говорит, потом до него дошло, и он истерически захохотал, но уже через пару секунд перестал смеяться и с огромным интересом принялся всматриваться в матушку, должно быть размышляя, что же это за человек такой. Даже когда наша машина уже выехала за ворота мотеля, он всё продолжал стоять и смотреть нам в след.
Город, где ты вырос, где прошла твоя юность, навсегда остаётся в памяти чем-то светлым и родным. И то, что ты уехал из него почти тридцать лет назад, ничего по сути своей не меняет. Он — часть тебя, часть твоей сущности.
Все эти улицы, дома, площади и скверы — всё как прежде, только люди другие. Тех, кто раньше здесь жил, почти не осталось, а этим новым ты неинтересен. И кажется, город забыл тебя. Потому так ценно даже мимолётное общение в троллейбусе или разговор с водителем такси.
Вновь хотелось побывать в храме, с которым всего так много связано, и где однажды повезло служить, и даже проповедовать.
Перед входом в собор мы увидели множество молодых крепких людей в строгих костюмах, галстуках и белых рубашках. Их было так много, что нам с матушкой стоило больших усилий протиснуться сквозь толпу. Думаю, что там у них, венчание? Нет, оказалось, отпевали пожилого мужчину, тоже в белой рубашке и чёрном костюме.
Гроб с телом усопшего стоял совсем близко от входа, потому и пройти было так трудно. Я и раньше видел отпевания в соборе, только обычно они проходят в боковом приделе и никому не мешают. А здесь при открытых царских вратах и включенном паникадиле. Да, отпевание по высшему разряду. Благодетель, наверно, какой-нибудь.
Мы прошли ближе к алтарю, молились и прикладывались к иконам, а потом нам захотелось подойти к образу святителя Николая, мы же ведь путешествовали. Но киот с образом покровителя путешествующих находился в противоположной стороне храма, а добраться туда можно было только двумя путями.
Или вернуться назад и вновь пробираться через множество провожающих, или пересечь середину храма напрямую — только при открытых царских вратах этого делать не принято. Но народ всё равно пересекает, потому во время службы где-то в укромном месте обычно ставят какую-нибудь бдительную старушку, и она бдит.
Так, значит, где-то здесь за колонной часовой. И только я так подумал, как тут же её и увидел. Оказывается, она уже давно за мною следила, точно угадывая мои намерения. И как только я её заметил, бабушка тут же поприветствовала меня своим сухоньким кулачком.
Тогда матушка, махнув рукой, пошла ввинчиваться в толпу, а я остался. Дело в том, что батюшка уже окончил отпевание и, повернувшись к алтарю спиной, стал говорить напутственное слово. Формально служба закончилась, и я имел полное моральное право пройти по храму через середину. И уже было почти преодолел расстояние, как бабушка, возликовав, ринулась мне навстречу.
В это время какой-то священник, проходя мимо, услышал шум, посмотрел в нашу сторону и вопросительно кивнул головой. Бабушка принялась докладывать о моих согрешениях, но батюшка вдруг неожиданно улыбнулся мне такой чудной добродушной улыбкой, что мне сразу же захотелось сказать ему всего так много. И про наш с ним город, и про то, как однажды я уже служил в этом храме, и много ещё о чём. А самое главное – там, где-то внутри, затеплилась надежда, что в городе моего детства у меня снова может появиться друг.
- Знаете, батюшка, я ведь тоже священник, приехал из России…
- Священник!? – улыбка сошла с его лица, – Мне что же, и вас прикажете учить поведению в храме? – и устало махнув рукой, он ушёл в алтарь.
И всё, и ничего больше. Наверно, досада так явно отразились на моём лице, что бабушка-охранительница, подойдя и тронув меня за рукав, чуть слышно прошептала:
- Простите меня…
Целый день мы с матушкой гуляли по городу. День был солнечный и в меру тёплый, как раз для прогулок. Зашли в ресторан заказали белорусские драники, потом в кафе пробовали местное мороженое. Обслуживающие нас официантки приветливо улыбались и получали в ответ чаевые.
Когда-то раньше я не давал чаевых, считая вполне достаточным платить по счетам. Так продолжалось до тех пор, пока мой собственный ребёнок не стал работать в месте, где её заработок во многом зависел от размера клиентской благодарности. Теперь в этих девочках я вижу свою дочь и всегда оставляю хоть сколько-нибудь сверху.
Только улыбки за награду мне мало. Хотелось, чтобы город вновь признал меня своим, а не принимал нас с матушкой за туристов. Но кто из жителей большого города, где каждый обременён кучей собственных дел и проблем, станет просто так улыбаться седому чужаку?
Мы заехали всего на три дня, а завтра рано утром нам предстояла обратная дорога домой.
Вот уже время идти садиться в троллейбус, мы вышли на площадь, и возле старинного католического собора увидели множество людей, собравшихся на службу. В этот вечер католики праздновали один из своих великих праздников, и было видно, что они готовятся пройти крестным ходом.
Среди взрослых суетящихся людей мой взгляд выхватил двух девчонок лет восьми. Они стояли на одном месте и с восхищением смотрели на снующих мимо них взрослых. Дети собирались принять участие в крестном ходе, их даже нарядили наподобие маленьких ангелов.
Их непосредственность и неприкрытая радость так бросались в глаза, что мы тоже остановились и принялись с интересом за ними наблюдать. А те, заметив, что уже их самих рассматривают, повернулись в нашу сторону, смотрели на нас и улыбались. Их настроение тут же передалась нам с матушкой, и вот уже мы стоим рядом с ними и радостно смеёмся.
Удивительное дело – детские глаза, они имеют какую-то особую притягательную силу. Ими хочется любоваться, их хочется целовать. Они берут тебя в свою орбиту, притягивают и заставляют помнить о них всегда, где бы ты ни был. Без них постоянно чего-то не хватает, даже самому, казалось бы, самодостаточному человеку.
Дом, дача, машина — всё есть, а нет этих глаз, и считай, ничего нет. Расскажи о нём, вон, какой-нибудь нашей бабушке-прихожанке, живущей на пенсию в четыре с половиной тысячи, так она обязательно уточнит:
- А дети у него есть? Что, нет? Бедный…
Почему-то чем старше становишься, тем всё больше хочется водиться с детьми.
Рано утром мы уже мчались по замечательным белорусским дорогам. Матушка молилась, а я вёл машину и всё вспоминал тех девчушек, увозя с собой их улыбку.
Вечером мы намеривались быть в Москве у наших внучек. Они хоть ещё и малышки, но с ними уже не соскучишься, а как любят похохотать! Отличные девчонки, смею вам доложить.
Я ехал в предвкушении нашей встречи. Подумалось, вот так вся жизнь и проходит от улыбки к улыбке.
Матушка молилась, а я ехал и продолжал улыбаться.
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 18 июл 2012, 09:43
ТайнаЗавтра у меня тяжёлый день. Предстоит отпевание младенца, совсем маленького человечка, прожившего на земле всего два неполных года. С Игорем, его отцом мы знакомы уже несколько лет, и все это время прямо или косвенно я принимал участие в его судьбе. Он часто советовался со мной по разным вопросам. Я благословлял его, вдовца, на новый брак, и потом многие месяцы вместе с ними молился, чтобы Бог явил чудо и маленький мальчик пришёл в их семью. Вы не представляете, как мы радовались, когда на свет появился долгожданный Дениска. Сегодня уже не редкость, что супругам, прежде чем понести младенчика, приходится долго и напряжённо лечиться. Дурная наследственность, больная природа, отравленные химией продукты. Всё, абсолютно всё способно ранить такую хрупкую женскую плоть. После долгого и безрезультатного лечения мои друзья, выслушав очередной приговор врачей, махнули рукой и поехали к блаженной Матронушке в Покровский монастырь. Честно отстояли девятичасовую очередь, а когда подошли к раке просили только об одном:
[ Свернуть ]
- Матушка Матронушка, помолись за нас Господу, мы очень скучаем по нашему малышу, а он всё никак не приходит. Помоги нам.
И чудо произошло. То, что планировали удалять – оставили, потому что в какое-то мгновение в лоне будущей мамы произошли резкие и неожиданные изменения к лучшему, и вот он – наш замечательный Дениска. Постоянный источник родительской радости, смысл их жизни и надежд.
Завтра мне его отпевать.
Когда зазвонил телефон, и высветилось имя Игоря, я ждал услышать его голос, но из трубки доносились одни рыдания. После сбивчивых объяснений моего друга я наконец понял, что в обед с мальчиком случился удар, и вот теперь он лежит в областной детской больнице, а врачи беспомощно разводят руками и стараются не смотреть им в глаза.
- Следствие родовой травмы, — всхлипывает Игорь, — предупреждают, готовьтесь к худшему. Батюшка, помолитесь!
Я обзвонил всех наших и попросил встать на молитву. Только никто не знал, что к этому времени мозг ребёнка уже умер, и только умная техника продолжала поддерживать жизненные процессы в маленьком беспомощном тельце Дениски.
На следующий день утром звонок от Игоря:
- Батюшка, мы решили снова ехать к Матронушке. Она нам Дениску подарила, к ней и сейчас поедем.
Они успели, и даже подошли к раке святой, и здесь же у раки Игорь вдруг почувствовал сильную боль в груди, и тут же звонок из больницы:
- Мы очень сожалеем, мальчик умер. Простите нас, но в вашем случае медицина бессильна.
Ещё через минуту сообщение о Денискиной смерти пришло ко мне в алтарь. Мы как раз служили воскресную всенощную, я молился и в напряжении ждал известия. Прочитал, не сдержался и заплакал. Ещё я видел, как Игорь многократно пытается мне дозвониться, но ответить не мог. Потом умылся, зажёг большую свечу и вышел на полиелей.
Как быстро меняется наша жизнь. Помню, как мама рассказывала о своём детстве:
- До революции твои дедушка с бабушкой жили в Орехово–Зуево, а во время гражданской войны наша семья, спасаясь от голода, перебралась на родину к дедушке, в деревню под Минском. Там каждый год на свет появлялся кто-нибудь из моих братиков или сестричек, и почти каждый год кто-нибудь из них умирал.
В середине двадцатых мы вернулись назад. У моих родителей, — продолжала мама, — на то время уже было трое дочерей, из мальчиков никто не выжил. Дедушка пытался найти работу, но долгое время у него ничего не получалось. Потом ему всё-таки повезло устроиться в Павловском Посаде рабочим на железную дорогу. В путейскую бригаду набирали преимущественно людей одиноких, семейным нужно было давать жильё.
Дедушка скрыл, что у него есть семья, и получил место в общежитии, а нас прятал в том же общежитии, но только на чердаке. Кстати, кроме нас там же ютились семьи и других рабочих. Но наступила зима, и с чердака пришлось уйти. Правда, кто-то из начальства оказался человеком жалостливым, и нам таки подыскали тёплый угол. Комнату по диагонали разгородили простынёй, и в каждой половине разместили по семье.
До сих пор остались детские воспоминания, как наши соседи хоронили свою бабушку. Когда гроб привезли, оказалось, что полностью поместиться на соседской половине он не может. Поэтому ноги усопшей целую ночь торчали из-под простыни возле нашей кровати. Лежу, смотрю на эти ноги, а они вдруг начинают шевелиться.
В страхе закрываю глаза, потом открываю, а они всё равно шевелятся. Тогда я, что было силы, бью по шевелящимся бабкиным ногам, а из-под покрывала выскакивает кошка и орёт на оба угла.
Так мы прожили целый год, пока нам не выделили в железнодорожной будке отдельную комнату, да ещё и с кухней. Правда кухонька была маленькой, и в ней обитала чужая бабушка, которая не ходила в туалет, а предпочитала все свои дела делать тут же в ведро. И ничто не могло её заставить изменить своей привычке. Вот и приходилось мириться с этой бабушкой и её ведром, пока она тоже не преставилась. И тогда мы зажили по-царски.
В этой будке у нас родилось ещё пятеро детишек, но выжило только двое. Помню, всякий раз, когда у родителей умирал кто-то из детей, отец брал молоток, гвозди и сам сколачивал гробик. Клали в него маленькое тельце, дедушка из полотенца делал перевязь, вешал гробик на бок, и вдвоём с мамой шли в церковь, а потом на кладбище.
Всё это совершалось как-то буднично, спокойно. Не помню, чтобы кто-то особенно плакал, может, потому, что мы никогда не ели досыта. Меньше ртов – больше хлеба. Жизнь и смерть были делом обычным, естественным.
Слушаю маму, и не верится, что то, о чём она рассказывает, было реальностью всего-то два поколения назад. Дети часто рождались и так же часто умирали. Может, потому и рожали чуть ли не каждый год, чтобы хоть кто-нибудь выжил.
Сегодня, слава Богу, всё кардинально поменялось. Врачи научились побеждать многие болезни, потому детки если и умирают, то очень редко. Зато и рождаемость сильно упала.
Чин отпевания младенцев, что непременно помещался в старых требниках, в современных изданиях не печатается вовсе, и при необходимости мы чаще всего пользуемся репринтными перепечатками с дореволюционных книг. Правда, появились чины на освящение автомобилей, самолётов и даже космических кораблей. Всё верно, время не стоит на месте.
Но детей всё одно приходится отпевать, только теперь отпевание младенцев из дела некогда привычного превратилось во что-то очень редкое, страшное и трогательное одновременно.
Никогда не забуду, как первый раз отпевал девочку, наверно, лет девяти. Её сбило машиной, когда она переходила через дорогу, а отец в этот момент смотрел на неё в окно. И я уже знал эту историю, как человек, на глазах которого погибла его маленькая дочка, выскочил на улицу, схватил окровавленное тельце ребёнка, принёс его домой, и, положив в ванну, принялся отмывать дитя от крови и грязи.
Уже во время отпевания, представив себе эту картину, я почувствовал, что не в состоянии продолжать дальше. Горло сдавил спазм. Ещё немного, задрожат губы и появятся слёзы. Но этим людям, что собрались вокруг гроба, не нужны мои слёзы. Они пришли в храм заказать отпевание, сделали пожертвование, и им не нужны мои чувства.
И я закричал себе: «Прекрати! Возьми себя в руки», — и довёл отпевание до конца. С тех пор стараюсь никогда не давать волю собственным эмоциям, во всяком случае, прилюдно. Это тяжело, когда живёшь в маленьком посёлке, где все знают друг друга.
В большом городе проще, там некогда проявлять участие, одна беда тут же сменяет другую, какие уж тут эмоции, только успевай, батюшка. Да и кто кого там знает, а здесь почти все дети возрастом лет до одиннадцати крещены тобою, а всё новое кладбище – это те, кого ты же и проводил в последний путь.
У нас тебя не просто ставят перед свершившимся фактом, вот, мол, батюшка, нам бы отпеть. Ещё до того, как уйдёт человек из жизни, ты его причащаешь, постоянно поминаешь в молитвах. Бывает, до того сроднишься. А уж если дитя болеет, так не ты один, а вся церковь неделями с колен не встаёт. Но Богу виднее.
Родился у нас в посёлке мальчик, и сразу инвалид, проблема с почками. Малыша постоянно возили по врачам, пытались лечить. Потом вынесли вердикт: необходимо пересаживать донорскую почку, но в такое маленькое тельце трудно будет поместить орган взрослого человека. Нужно дать ребёнку ещё подрасти.
Принялись искать донора, и бабушка предложила свою. Врачи проверили – подходит. И стали ждать. Только больной ребёнок для семьи — тяжелейшее испытание, молодые всё чаще ссорились, потом вроде мирились и снова ссорились. А бабушка жила надеждой и молилась, и мы молились. Но малыш не дожил.
Я отпевал его дома, в присутствии мамы, папы, и, конечно же, бабушки. Больше почему-то никто не пришёл.
После похорон молодые быстро разбежались, и каждый стал создавать новую семью. Замечаю, очень часто после смерти первенца семья распадается. Разговаривал на эту тему со знающими людьми.
Говорят, очень часто каждый из родителей переживает горе в одиночку, замыкается в своей беде, подспудно ожидая от другой половины поддержки, но не находит. Присутствие другого постоянно напоминает о происшедшем, и наступает желание стереть из памяти всё, что с этим связано.
Так и случилось, появились новые счастливые семьи, родились новые замечательные детки.
И только бабушка никак не может забыть своего маленького мальчика, всё ходит и ходит к нему на могилку и носит ему игрушки.
Ещё не уходит из памяти отпевание мальчика Матвейчика. Совсем крошечка, умер в три месяца. Мы его и крестили, может, всего-то недели за две. Мама его покормила, уложила спать, и больше он не проснулся. Ничем не болел, врачи говорят о синдроме внезапной детской смерти. Иногда так бывает, беда приходит, откуда и не ждёшь.
А перед глазами всё стоит молоденькая мамочка, не знающая, чем ей теперь занять освободившиеся руки. На отпевании плакал только дедушка, громко так, за всех. А родители после смерти мальчика тоже разошлись.
Умирает дитя у молодых родителей, есть возможность родить ещё. А как быть тем, кто теряет ребёнка уже в возрасте? А если он единственный?
Несколько лет назад находит меня в храме совсем ещё молодой человек и срывающимся от волнения голосом рассказывает о маминой болезни. Вся их небольшая семья состояла всего из двух человек, и вот мама очень тяжело заболела, а она некрещёная, и о ней невозможно помолиться.
- Пожалуйста, отец Александр, покрестите мою маму.
Мы с ним ходили в больницу, я крестил и причащал больную женщину. Потом этого юношу часто видели у нас в храме молящимся, и каково же было моё удивление, когда узнал, что сам-то он, оказывается, тоже некрещёный.
К счастью, Тамара выздоровела и пришла на крещение своего мальчика. Они пригласили меня, и вечером того же дня мы у них на кухне пили кофе. Я видел, как они смотрели друг на друга, и, казалось, не было на земле счастливее людей, чем эти двое.
И вот буквально год спустя мы с Тамарой встретились вновь. Она сидела у нас в храме на лавочке, и в ней с большим трудом угадывался тот счастливый человек, что тогда на кухне пил со мною кофе.
- Что-то случилось? Почему вы одна?
- У меня горе, батюшка. — Было видно, как трудно ей говорить. — Месяц назад мы с сыном поехали в Грузию навестить родных. Он очень любил машины, мой сыночек. Только там, у нас на родине, дорога всё больше проходит через горы. Он ехал по серпантину и не справился с управлением.
Целый месяц я не отходила от его могилы, пока, наконец мои братья силой не посадили меня в самолёт до Москвы. Сейчас телом я здесь, но душа моя там, рядом с ним. Батюшка, в один момент я потеряла всё. И самое главное, я перестала быть мамой. Теперь я вообще никто.
- Тамара, это неправда! Как ты была матерью, так ты ею и остаёшься. Или ты забыла, как носила своего сына, и сколько было радости, когда он появился на свет? А разве с его смертью перечёркнуты бессонные ночи, что ты проводила возле его кроватки? Ты испытала, что значит быть матерью, и этот опыт на всю жизнь останется твоим главным достоянием, твоим богатством. Никто и ни при каких обстоятельствах не сможет у тебя его отобрать.
Твой сын окончил свой земной путь, но не исчез, не растворился во времени. Он жив, он рядом с тобой, только ты этого не чувствуешь. Теперь ваша связь через молитву. Помни, ему очень нужна твоя молитва. Помогай своему сыну, исполняй материнский долг. Придёт время, и он с благодарностью встретит тебя там, на небесах, и вы всегда будете вместе.
Служба закончилась, я отпустил последних исповедников. Звонок, Игорь, уже ровным спокойным голосом:
- Батюшка, ты всё ещё в храме? Пожалуйста, не уходи, мы сейчас приедем. Нам очень нужна твоя поддержка.
Мы с матушкой и нашей старостой Ниной остались ждать. В храм Игорь с женой вошли уже в чёрном и тёмных очках. Подошли, благословились. Я предложил:
- Давайте молиться.
Кадило уже было готово. Пока мы их ждали, я несколько раз менял прогоревший уголёк.
Служили заупокойную литию, хотя по усопшему младенцу это совершенно неподходящая молитва. Но другой нет, а без молитвы здесь никак. Эти слова заупокойного чина в тот момент нужны не младенчику, они нужны нам, взрослым. Молитва всё сама без лишних слов расставляет по своим местам.
Закончилось последнее возглашение, я повернулся к родителям и стал говорить о новом, родившимся в вечность маленьком ангелочке, что уже молится о своих страдающих папе и маме. Говорил, что нельзя им теперь замыкаться и пытаться переносить свалившееся на них горе в одиночку.
– Делите его на двоих, тогда вам будет вдвое легче. Приходите в храм, молитесь, и Бог возьмёт на Себя часть ваших страданий.
Я говорил долго, боясь умолкнуть. Мой голос действовал успокаивающе, и я понимал, как только замолчу, все, включая матушку и Нину, немедленно заплачут.
Я так и знал.
Потом мы провожали их до машины, и мы с Игорем обсуждали, как теперь им молиться. Сейчас мой голос звучал совсем по-деловому и заставлял всех внутренне собраться.
В момент, когда они уже садились в автомобиль, Денискина мама вдруг спросила:
- Батюшка, а вы сами когда–нибудь плачете?
- Плачу? Да, случается. И, пожалуй, даже чаще, чем бы этого хотелось.
На следующий день уже после литургии подходит ко мне одна знакомая молодая пара вместе с девочкой лет трёх:
- Отец Александр, у нас к вам большая просьба. Мы наконец-то решились на второго ребёночка и просим на то вашего благословения.
- У меня?
- Именно! Вы разве не помните как благословляли нас на рождение первенца?! И вот она – наша радость. — Девчонка улыбается.
- Хорошо, тогда я благословлю вас на мальчика. Родится, назовёте его Дениской.
- Ой, как было бы здорово! Помолитесь, батюшка.
- Я попрошу о вас одного знакомого ангела.
Смеются:
- У вас и среди ангелов есть свои знакомые?
- Да. Только он ещё совсем маленький, у него только вчера появились крылья.
Завтра у меня трудный день. К назначенному часу похоронщики занесут и оставят в храме маленький гробик. Вокруг соберутся родственники. Игорь с женой станут на колени, и, опираясь локтями на гроб, будут, не отрываясь, вглядываться в Денискино лицо. И все, глядя на них, от жалости заплачут.
Но храм — не место торжества скорби. Христос победил смерть, и все в этом должны убедиться. Немедленно убедиться.
Священник подаёт возглас, и начинается молитва. Удивительный молитвенный чин отпевания усопших младенцев. Ничего подобного и ничего равного ему я больше не знаю. Отпевают усопшего непорочного младенца, а молятся о родителях. Словно маленький человечек стоит рядом с ними и нежно-нежно гладит их по головам.
Чувство скорби немедленно улетучивается, а на смену ему наступает тихая щемящая грусть от временного расставания.
Как-то мы с матушкой ехали по Беларуси на автомобиле. Вокруг никого, ни одной машины, ни одного прохожего. И вдруг рядом с каким-то хутором мой глаз на мгновение выхватывает крошечное озерцо, и на нём одинокого лебедя.
Толкаю матушку:
- Смотри, смотри: лебедь!
Она поворачивается и долго, пока озерцо полностью не скрылось из глаз, смотрит и всё повторяет:
- Почему он один? Ну почему он один?! Где же она?
В её голосе так много тревожного недоумения. Что означает на фоне этакой красоты немая трагедия лебединого одиночества?
Красиво и одновременно так больно.
И почему-то подумалось, вдруг бы сейчас с нами ехала Лизавета, наша старшая внучка. И умей бы говорить, что бы она сказала? Наверняка бы: «А где его мама? Где его мама?!»
Потом, после отпевания я провожу малыша до катафалка. Все пойдут и снова станут плакать. А я не буду плакать, потому, что у нас с Дениской появилась своя маленькая тайна, одна на двоих. Этого ещё никто не знает, но пройдёт всего чуть больше девяти месяцев, и этот мир посетит большая-большая радость – родится новый человек, и назовут его тоже Дениской.
А от радости разве плачут?
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Bubo » 27 авг 2012, 15:44
В блоге отца Александра появилась запись под заголовком "Начало". Зацепило... Подумалось про себя: как же глубоко и мне нужно упасть, чтобы окончательно познать всю свою немощь и гниль... А девушке Кате от всей души желаю удержаться на достигнутой ступеньке и двигаться дальше по духовной лествице! Мне 26 лет. У меня 4 года сыну. Я пережила в жизни и горе и радость. Я много лет нахожусь в депресиии, из которой не вижу выхода, не спасают ни таблетки, ни тренинги. И я только сегодня осознала, почему я чувствую себя несчастной, имея все, что необходимо человеку и даже больше. Мне страшно, что я все это время не понимала, что сама строю себе горе и сею вокруг себя печаль. Я все это время монотонно рыла себе яму, не понимая, почему от меня отворачиваются люди, почему меня не любят мои друзья, почему меня терпят, а не радуются мне. Всю свою жизнь я делала только одно - я получала. Это был бесконечный процесс, которым я одновременно наслаждалась и портила себе жизнь и всем людям, которые меня когда-то любили, и те, кто продолжает меня любить до сих пор ни за что. Я плачу от одиночества, не понимая, что сама оградила себя от тех людей, к которым больше всего тянусь. Я ничего никогда никому не отдавала. Даже взамен. Я получала любовь и тратила ее как считала нужным. Я говорила "не хочу" там, где не нужно ничего хотеть. Я требовала. Мне давали. Я требовала больше, мне снова давали. Я изводила всех до последней капли, выжимая их любовь ко мне, пока они не оставались пустыми. А сейчас никого нет. А те, кто есть уже не в состоянии мне ничего дать, я их высосала, как пиявка до дна. Я ненавидела всех, за то, что меня не любят, не понимая, что меня на самом деле очень любят, не смотря ни на что. Мне больно и плохо от того, что я столько лет извожу людей, которых безгранично люблю. Друзей. Маму. Сестру. Бабушку с дедушкой. Даже любовь к сыну моя это ничто иное, как эгоизм. Любя его, я получаю и питаюсь его ответной любовью. Я его люблю так сильно, так необъятно, как хочу, чтобы любили меня. Я прошу прощения у всех людей, которых я в жизни обидела своим требованием себя любить. Своей ненасытностью и беспощадностью. Я обещаю, что с сегодняшнего дня, я правда, впервые за все это время, постараюсь по настоящему измениться. И заслужить, отдать весь аванс, который мне все это время давали.
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
- За это сообщение пользователю Bubo "Спасибо" сказали: Пыль
A®ian » 27 авг 2012, 16:12
Интересные рассказы. Прочитал без особого напряжения. Хорошо написано.
-
A®ian
- АДМИНИСТРАТОР ПРОЕКТА
-
Bubo » 01 окт 2012, 11:02
Из блога о. Александра.Я служащий священник. Каждую неделю, как минимум, служу литургию. И каждую неделю испытываю это пиршество Духа, причащаясь и причащая. Как больно смотреть на тех, кто проходит мимо Литургии, Тайны единения Христа с человеком. Великий Бог и маленький человек, так часто отвергающий Создателя. Смотрю на это отвержение и душа плачет, как хорошо, что только душа, а не явь. Иначе почтут юродивым. Православие аристократично, эх, как правильно сказано! Если хотите, это вера самураев духа. Жизнь и смерть предложил Я тебе! Маленький, боримый грехом человек - выбери Жизнь, восстань и поднимись! Тебя творили как друга, так стань же этим Другом.
"Для христианина огромная отрада сознавать, что в недрах Святой Троицы бьется человеческое сердце!" Владимир Николаевич Лосский
-
Bubo
- ГЛАВНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
-
Автор темы
Вернуться в Литература и периодика
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 4
|